24
Предводитель племён Афарскихсобирает князей в поход,превосходный Негер по-царскивозвышаясь поверх пехот.
Предводитель племён Азийскихсозывает батыров рать.Грозный Монго родным и близкимобъявляет – пришла пора.
Предводитель племён Эрманскихподнимает дружину в путь,непреклонный Атул не наспех,не куда и не как-нибудь.
С каждым вздохом всё ближе к цели,вздорных вспугивая ворон,приближаются толпы к Тэле,как цунами со всех сторон.
Топот ног, голосов невнятныйровный гул, резкий храп конейпо притихшей земле помятойприближаются быстро к ней.
Пот засох на суровых лицах.Жадно кожа впитала пыль.А дорога всё длится, длится,длится сотнями долгих миль.
Невозможно остановиться.Раз шагнул, не буксуй, иди.Громко грают гортанно птицы.Молча смотрят вперёд вожди.
25
Три вождя. Три шатра. Три стана.Девять тысяч больших костров.У обозов быков, барановза три года не счесть голов.
На земле, кто как был, вповалкубезмятежные спят бойцы.Часовые стоят по валу,рассылая во все концы
равнодушные взгляды. Где-товдалеке раздаётся гром.Не спеша авангард рассветапоявляется за бугром.
На огонь возлагают жертвыи возносят хвалы жрецы.Разлетаются рикошетомкапли солнца в лучах росы.
Звуки труб созывают мудрыхк атаманам держать совет.Скоро день на вопросы утраокончательный даст ответ.
Ожидание плохо скрытопод рутиной простых утех.Что-то шепчут коням джигиты.Кое-где раздаётся смех.
Кто умеет – речёт былины.Кто-то греет мышцу борьбой.Кто-то лепит солдат из глины,предваряя игрою бой.
26
С тяжким бременем царской волиотделившись от лагерейтри посольства выходят в поле,птиц пугая и юрких змей.
Сжали бабочки крылья. В норуполевая забилась мышь.Аргументы в процессе спораизлагают послы. Престиж
ослепительной тыквой реетнад макушками. Льётся спесьгорлом, сердце гордыней грея.Возвращаясь, приносят весть
о грядущей жестокой битведипломаты вождям своим.Возникает проблема: быть ли,или вряд ли назавтра им,
разделившись уже по группамна живых и ещё на тех,кто кровавым холодным трупому гиен вызывая смех,
ляжет в гуще страстей. Но рано,да и глупо гадать итог.Звуком резким, протяжным кланысобирает на сечу рог.
Строй за строем встают мужчины.Копья в небо и лук в дугу.Богатырь выступает чинно,улыбаясь в лицо врагу.
27
Хлёстко клацнула в плоскость костную,из-под локтя присвистнув, палица.Челюсть набок. Под ноги конскиечеловечек пунцовый валится.
Чавкнул смачно в ошмётках печенимеч. Пичуга души отчалила.В кучу чёрную искалеченныхчело меченное отчаянием,
коченея, до плеч впечатано.Стрелы точечно в сочный ввинченышмат затылочный силача. Виномкровь из чайника за ночь вытечет.
Оторвались у мишки лацканы,напрочь выбиты глаз горошины,и лежит он такой, обласканныйкаменюкой, удачно брошенным.
Уха рядом лопух оторванный.Лапа тоже висит на ниточках.К почве намертво принайтовленный,и свободный от сил избыточных,
и от грязи как будто плюшевыйостывает боец покоцанный.А над ним возбуждённых юшкою,с бородами, усами, косами
тьма голов. И ориентирами,на холмах лохматым ветрам в струю,вдохновенные барды с лирами,не мигая, аккомпанируют.
28
Поглотила поле битвы,полегла ночная мгла.Серп луны, острее бритвы,вдавлен в чёрный шоколад.
Из безрадостной, бездонной,беспросветной вязкой тьмывверх бессвязно вьются стоны.Пот кровавый надо смыть
тем, кто выжил, лечь под небои, дыша, глядеть во тьму.Мне бы, брат, водички требарастворить мороки муть
в жилах, жгучую, усталых,в гулком чане головы,в перекошенных суставах.Кони в поисках травы
между тел, качаясь, бродят.Потихоньку, между тем,призрак радости бесплотенвозникает в пустоте
тех сердец, что бьются, гибельбрани злой преодолев.Тех, кто сквозь пробился гипер-реализма алый зев
жизнь встречает поцелуему накрытого стола —погуляем, потанцуеми другими бла-бла-бла.
29
На табло, раздражая публику,в назидание, трём участникамлютой бойни горит по бублику.А вверху – золотые часики.
Трёхсторонней вердикт комиссии:«Всем солдатам раздать по рублику.И чтоб впредь прекратить коллизии,основать здесь ничью республику.
В новорожденной коалициипредоставить всем доли равные.Ополченцам и мелким рыцарямв дар – с убитых доспехи рваные.
И нарезать землицы каждому,кто домой возвращаться ленится(может быть, образуют гражданесправедливейшей власти лестницу).
Во главе – три вождя арбитрамии гарантами справедливостипри поддержке батыров с битами,с куртизанками для красивости.
Флору с фауной раньше дикиеокультурить наук при помощи,что бы стали покорно-тихие,что бы жить не мешали, сволочи.
А на месте резни высокоеЧеловеку поставить чучело.Пусть потомков, гонимых сокамижизни, память о прошлом мучает».
30
В столице Тэлы Аквилоне,где трёхголовый зверь на троне,народов ставленник – Совет,в теченье долгих зим и лет
оставив праздность, на досугетворца бессмысленные слугинастырно башню до небесмастырят. Чудо из чудес
растёт на площади центральнойпод непрестанный шум оральный.Киша строители всерьёзвозводят форменный курьёз.
Он над соломой жалких кровельнелеп, массивен и огроменогульным фаллосом стоит.А муравьишки – кустари,
кирпич таранят обожжённыйнаверх, пока внизу их жёныиз глины лепят кирпичии в жарком пламени печи,
чихая сажей, обжигают.Кричат ослы. Собаки лают.Подняв седой башки ушат,вальяжно, плавно, не спеша
подходит к башне архитектор.С ним два помощника и те, кторевниво ловят встав кругомвсе замечания его.
31
Один кирпич в той башне былшершавый, межэтажый.Никто нигде его слепилничем, и это важно.
Он из таинственных возникастральных перепонок.Его строителям старик,а может, и ребёнок
в ладонях сомкнутых принёс,и в сомкнутую кладкуон сам собою тихо врос,как в строчку опечатка.
Он в основании сиделкощунственной постройкии в нутрь тёмную гляделсебя с прищуром строгим.
Молчишь – молчи! Трещишь – трещи!И треснул он однажды.В пыль обратился. Кирпичидругие, тушку башни
ломая, дрогнули. И внизна головы прохожихобломки стаей понеслись.Пронзён внезапной дрожью,
завыл в смятенье Аквилон,плач хором небу бросив.О, сколько хижин повелои супу пролилося!
32
Разбит с похлёбкою горшок.Харчи текут по стенам.Хозяйка рвёт волосьев клок,закатывая сцену.
Творец у глупых обезьянза наглую попыткуконтент из памяти изъял,касающийся быта.
Точнее, сведенья о том,как приготовить блюда,чтобы не вышел суп с котом.Из-за такого чуда
мужик голодный зло плюётв зловонную похлёбку,и отказавшись от неёдерзит, хватая плётку.
А дети плачут и пищати пищу есть не хочут.И в их глазах тоска-печаль.Не спят хозяйки ночью,
пытаясь вспомнить о хлебах,бульонах, запеканках,пюре, ворочаясь впотьмахна каменных лежанках.
И вот одна из них встаёт,космата, неумыта,и детям завтракать несёттушёные копыта.
33
Слабых смертных прощает Он,хотя бывает лукав.В измученный голодом Аквилонс Поваренной Книгой в руках
входит путник. Сияет лик.Епанча на плечах.То ли отрок. То ли старик.Город почти зачах.
Но по кварталам благая вестькочует из уст в уста:Снова, не морщась можно есть!Ныне конец поста!
Тот, кто всех кулинарных тайнглубины умом постиг,сегодня явился пешком сюдас Поваренной Книгой Книг.
Дразнит запахом нос кебаб.Сытный томится плов.Счастливые лица детей и баб,довольные – мужиков.
Самый happy, что ни на есть,вновь наступает end.Снова может, не морщась, естьсвой оливье клиент.
Ветер нам шелестит о том,о том нам шумит река,кто в город голодный пришёл пешкомс Поваренной Книгой в руках.
34
